Читать интересную книгу Туман [= Мгла; Твари / The Mist] - Стивен Кинг

Аманда разрыдалась. Я подошел и обнял ее за плечи.

* * *

Полвторого ночи. Я сидел в полудреме, прислонившись спиной к белой эмалированной стенке мясного прилавка. Билли спал, уткнувшись лицом мне в живот. Неподалеку, положив под голову чей то пиджак, спала Аманда Дамфрис.

После того, как летающая тварь сгорела, мы с Олли сходили на склад и принесли еще штук шесть подстилов, таких же, какой я укрыл Билли. Теперь на них спали люди. Потом мы притащили несколько тяжелых ящиков с апельсинами и персиками и вчетвером затолкали их на мешки напротив разбитого стекла. Этим птицеподобным тварям пришлось бы поработать, чтобы сдвинуть ящики: каждый из них весил фунтов девяносто.

Но птицы и розовые твари были не единственными, кто таился в тумане. Были еще щупальца, утащившие Норма. И обгрызенный конец веревки тоже заставлял кое о чем задуматься. Было наконец то невидимое существо, что издавало низкий гортанный рев. До нас время от времени доносились эти звуки, чаще издалека, хотя кто может сказать, как далеко это «издалека», когда туман так гасит звуки? А иногда они раздавались так близко, что тряслось здание, и казалось, что сердце вдруг наполняется ледяной водой.

Билли зашевелился во сне и застонал. Я погладил его по голове, и он простонал чуть громче, но потом, похоже, снова уплыл в менее опасные воды сновидений. Я однако очнулся от дремоты и продолжал сидеть без сна. С наступления темноты мне удалось поспать лишь часа полтора, да и то меня все время преследовали кошмары. В одном из фрагментов сна я снова увидел предыдущий вечер. Билли и Стеффи стояли у панорамного окна, глядя на черную с переливами серого воду, на серебряный крутящийся смерч, возвещающий начало бури. Я пытался увести их, зная, что достаточно сильный ветер может разбить окно и разбросать по всей комнате смертоносные стеклянный стрелы. Но как я ни бежал, я не мог приблизиться к ним ни на шаг. А потом из смерча поднялась птица, гигантская алая птица смерти доисторического вида, чьи расправленные крылья погрузили во тьму все озеро с востока до запада. Раскрыв клюв с огромной как Голландский тоннель глоткой, птица ринулась на жену и сына, и в этот момент низкий зловещий голос зашептал, повторяя: «Проект „Стрела“…», «Проект „Стрела“…», «Проект „Стрела“…».

Не только мы с Билли спали плохо. Одни вскрикивали во сне, другие продолжали кричать, уже проснувшись. Пиво исчезало из охладителя с огромной скоростью. Бадди Иглтон без комментариев подвез со склада еще несколько ящиков. Майк Хатлен сказал мне, что кончился «Соминекс». Полностью. Видимо, некоторые брали снотворное по шесть-восемь бутылочек.

— Есть еще «Нитол», — сказал он. — Хочешь, Дэвид?

Я покачал головой и поблагодарил его.

В проходе у кассы номер пять обосновались наши пьянчуги. Их было человек семь, все из других штатов кроме Лу Таттингера, работавшего на мойке машин. Лу, как говорится, никогда долго не искал повода, чтобы понюхать пробку. Вся винная бригада анестезировала себя уже довольно прилично.

Да. Еще было человек шесть-семь, которые сошли с ума. Не совсем точный термин, но я не могу придумать лучшего. Эти люди впали в полнейшую апатию без помощи пива, вина или пилюль. Пустыми, блестящими как дверная ручка глазами смотрели они вокруг. Твердый бетон реальности дал трещину в каком-то немыслимом землетрясении, и эти бедняги в нее провалились. Со временем они могли бы оправиться. Если бы было время.

Остальные приноровились к ситуации, сделав собственные выводы и компромиссы, порой несколько странные. Миссис Репплер, например, была уверена, что все это сон. Так по крайней мере она сказала. Но сказала с убеждением.

Я взглянул на Аманду. К ней у меня появилось какое-то неудобно сильное чувство. Неудобное, но не неприятное. Глаза ее были невероятного ярко-зеленого оттенка, и некоторое время я наблюдал за ней, ожидая, что она снимет контактные линзы, но, очевидно, это был их естественный цвет. Я хотел ее. Моя жена осталась дома, может быть, она была еще жива, скорее всего нет, но в любом случае одна; я любил ее и больше всего на свете я хотел вернуться к ней вместе с Билли, но я также хотел эту леди по имени Аманда Дамфрис. Я говорил себе, что причина этого в том, что мы попали в такую ситуацию. Возможно, это действительно было так, но объяснения ничего не меняли.

Я снова задремал и неожиданно проснулся уже около трех. Аманда свернулась калачиком, поджав колени и засунув руки между ног. Похоже, она спала крепко. Кофточка на одном боку у нее задралась, обнажив полоску чистой белой кожи. Я глядел на нее и чувствовал себя неловко.

Пытаясь перевести мысли на какую-нибудь другую тему, я начал вспоминать, как днем раньше я хотел написать Нортона. Конечно, не что-нибудь значительное, не картину… Просто посадить его на бревно с моей банкой пива в руке и сделать набросок его потного усталого лица с небрежно торчащими позади двумя крыльями обычно аккуратных волос. Получилось бы хорошо. Мне потребовалось двадцать лет жизни рядом с отцом, чтобы принять мысль о том, что просто хороший художник это тоже неплохо.

Знаете, что такое талант? Проклятье ожидания. И надо суметь сжиться с ним еще в детстве. Если вы можете писать, вам кажется, что господь создал вас, чтобы превзойти Шекспира. Если вы рисуете, вам кажется… Мне казалось, что он создал меня, чтобы превзойти отца.

Оказалось, я не настолько хорош. Я пытался стать таким, даже больше, чем следовало. У меня была выставка в Нью-Йорке, неудачная. Критики разбили меня в пух и в прах, сравнивая с отцом, и через год, чтобы содержать Стефф и себя, я занялся коммерческой живописью. Стефф уже была беременна, и поэтому я как-то раз сел и серьезно сам с собою поговорил. Результатом этого разговора стало убеждение, что серьезное искусство будет для меня всего лишь хобби, не более того.

Я делал рекламу для шампуня «Золотая Девушка», ту, где Девушка стоит на педалях велосипеда, ту, где она играет во фризби на пляже, ту, где она стоит на балконе своей квартиры с бокалом в руке. Я делал иллюстрации к рассказам почти для всех больших журналов, хотя пробился я туда, иллюстрируя на скорую руку рассказы в менее солидных изданиях для мужчин. Я делал рекламу для кино. Деньги были. Жили мы в общем-то не бедно.

Не далее как прошлым летом я даже участвовал в выставке в Бриджтоне. Я выставил девять полотен из тех, что написал за последние пять лет, и продал шесть из них. Одна картина, которую я категорически отказывался продавать, изображала супермаркет «Федерал Фудс» (странное совпадение) видом с дальнего конца автостоянки. На моей картине на стоянке не было ничего кроме череды консервных банок с фасолью, причем каждая по мере приближения к зрителю становилась все больше и больше. Последняя казалась высотой футов в восемь. Картина называлась «Фасоль и искаженная перспектива». Один человек из Калифорнии, глава какой то компании, изготовляющей теннисные мячи, ракетки и бог знает какой еще спортинвентарь, очень хотел ее купить и долго не принимал мой отказ, даже несмотря на карточку «Не для продажи», воткнутую в левом нижнем углу простой деревянной рамы. Он начал с шести сотен долларов и дошел до четырех тысяч. Говорил, что хочет ее для своего кабинета. Я не согласился, и он уехал крайне удивленный, но и тогда не сдался: на случай, если я передумаю, он оставил мне свою визитную карточку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});